Баллада
Путник едет косогором;
Путник по полю спешит.
Он обводит тусклым взором
Степи снежной грустный вид.
«Ты к кому спешишь навстречу,
Путник гордый и немой?»
«Никому я не отвечу;
Тайна то души больной!
Уж давно я тайну эту
Хороню в груди своей
И бесчувственному свету
Не открою тайны сей:
Ни за знатность, ни за злато,
Ни за груды серебра,
Ни под взмахами булата,
Ни средь пламени костра!»
Он сказал и вдаль несется
Косогором, весь в снегу.
Конь испуганный трясется,
Спотыкаясь на бегу.
Путник с гневом погоняет
Карабахского коня.
Конь усталый упадает,
Седока с собой роняет
И под снегом погребает
Господина и себя.
Схороненный под сугробом,
Он пребудет и за гробом
Тот же гордый и немой.
Примечания:
Первая публикация — в «Современнике», 1854, № 4.
Образцом для остроумного подражания Козьмы Пруткова явились популярные стихи одного из создателей Козьмы Пруткова Алексея Толстого, написанные им в 1840-е годы:
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Темно- голубые?
И о чем звените вы
В день веселый мая,
Средь некошенной травы
Головой качая?
Конь несет меня стрелой
На поле открытом;
Бьет своим копытом.
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Не кляните вы меня,
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
Бег неукротимый!
Только пыль взметаю;
Конь несет меня лихой,-
Странно, что за 150 лет существования автопародии ее не поставили рядом с замечательным оригиналом, отчего бы выиграли все. Теперь, наконец-то, Толстой попал в звездную плеяду удостоенных лиры Пруткова классиков, воспеваемых им от Катулла и Сенеки. Сам Козьма добавил себе объективности, а баллада-подражание заблистала новыми красками, усилив колорит героя: во-первых, выяснилоь, что всадник проскакал долгий путь, не вылезая из седла, как минимум, полгода, с майского поля до снежного косогора, воздвигнутого коварным пародистом; во-вторых, открылась причина по которой он не выдал своей страшной тайны — не знал!