Еду я на пароходе,
Пароходе винтовом;
Тихо, тихо все в природе,
Тихо, тихо все кругом.
И, поверхность разрезая
Темно-синей массы вод,
Мерно крыльями махая,
Быстро мчится пароход.
Солнце знойно, солнце ярко;
Море смирно, море спит;
Пар, густою черной аркой,
К небу чистому бежит...
На носу опять стою я,
И стою я, как утес,
Песни солнцу в честь пою я,
И пою я не без слез!
С крыльев* влага золотая
Льется шумно, как каскад,
Брызги, в воду упадая,
Образуют водопад, —
И кладут подчас далеко
Много по морю следов
И премного и премного
Струек, змеек и кругов.
В этой юдоли забот,
В этом море, в этой призме
Наших суетных хлопот
Мы — питомцы вдохновенья —
Мещем в свет свой громкий стих
И кладем в одно мгновенье
След во всех сердцах людских?!
Так я думал, с парохода
Быстро на берег сходя;
И пошел среди народа,
Смело в очи всем глядя.
Примечания:
Впервые — в «Современнике»,1854, № 3.
* Необразованному читателю родительски объясню, что крыльями называются пароходе лопасти колеса или двигательного винта.
«Полное собрание сочинений» Пруткова. Не гадай, прозорливый читатель, это и так ясно, как день! Не нужно даже ходить к Диогену за факелом. Хотя было два могучих аргумента за. Во-первых, это автопародия Козьмы Пруткова. Явив пародию на свою «Поездку в Кронштадт», Прутков ставил себя на один пьедестал рядом с вдохновлявшими его на подражания кумирами — Эзопом, Сенекой, Шекспиром, Пушкиным, Гейне. Во-вторых, продолжение родило первый сериал в пародийном жанре. Обе мысли блестяще реализовались в журнальной версии 1854 г. Но дальше — напомню, внимательный читатель, в окончании парадилогии Прутков «на берег сходя... пошел среди народа, Смело в очи всем глядя», — 30 лет хождения в народ до издания книги сочинений поэт зрел в глазу народа изменение точки зрения на сериализм и, предвидя усугубление этой тенденции, контракцентацией соучастия в родоначалии концепта постарался завуалировать двойню, зачатую преждевременно, что, в итоге, спасло самобытность искусства 20 века, пронесло мимо него и оттянуло повальное засилие сериальности аж до наших скорбных зрительских и читательских будней. Взамен, благодарное 20 столетие, высветило еще одну блестящую, но ранее невидидимую грань стихотворения. Если раньше Прутков подражал классикам прошлого, то здесь строками:
В этом море, в этой призме
Наших суетных хлопот, —
передал чудесную эстафетную палочку пародии от классика 19 века к величайшему сатирику 20 столетия — Владимиру Высоцкому. Помнишь, читатель, «Письмо из сумасшедшего дома...»:
Те, кто выжил в катаклизме,
—
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли —
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
—
Незакрытый пуп Земли.
Однако, проблема обнаружения кронштадтской призмы Козьмы Пруткова у Бермуд выходит за рамки комментария в раздел новостей вечности и празднования 300-летия Кронштадта...